Том 3. Чёрным по белому - Страница 157

157

— Что будет? Скандал будет.

— О, — сказал Глыбович со стоном. — Я боюсь другого… Убийства!

— Ты думаешь, он тебя убьет?

— Как ты меня мало знаешь… Стал бы я о себе думать! Не меня… Я боюсь, что безумная карающая рука опустится на тебя!

Госпожа Принцева прижалась к Глыбовичу и спросила то, что, наверное, уже несколько тысяч лет спрашивается в подобных случаях:

— Тебе будет жалко, если я умру?

— О, можешь ли ты спрашивать! Но не забывай, после тебя останутся дети — двое невинных крошек… Что с ними будет? Убийца-отец или пойдет на каторгу, или, в лучшем случае, оправданный, начнет пить, чтобы алкоголем заглушить муки совести и раскаяния… Пьяный, опустившийся, будет приходить он в холодную, нетопленную комнату и будет он колотить и терзать безвинных детей своих. «Папочка, — будут спрашивать они, складывая на груди исхудалые ручонки. — За что ты нас бьешь?» — «Молчите, проклятое отродье», — заревет отец.

Припав к плечу рассказчика, госпожа Принцева тихо плакала.

— А потом он умрет в белой горячке около трепещущих испуганных детей. С ужасом будут взирать они на его искаженное злобой и безумием лицо… Кстати, у него есть что-нибудь в банке?

— Что?

— Я спрашиваю, у него есть что-нибудь? В процентных бумагах или на текущем счету?

— Что ты! Откуда?.. Мы все проживаем. А почему ты это вдруг спросил?

— Потому что дети в таком случае останутся выброшенными на улицу. Что их ждет? Карманный воришка и падшая женщина.

— О, не говори так! — вскричала госпожа Принцева, хватаясь за голову…

— Вот видишь, — сказал Глыбович, торжественно простирая руку. — Вот что гнетет меня и мучает меня! Имеем ли мы право строить все счастье на трупиках малых сих?

— Что же делать? Боже, что же делать? — ломая руки, вскричала госпожа Принцева. — Где же выход? Слушай… А почему ты думаешь, что он непременно меня убьет?

— Он? Конечно убьет. О, милая моя… Плохо же ты знаешь мужчин, которые любят… Никакие законы и никакие дети их не остановят…

— Значит — что же? Из твоих слов ясно, что мы должны расстаться?

— Боже сохрани! Но я хочу быть уверенным за судьбу твоих детей. Пусть они его дети — все равно, я привязался к ним за этот месяц и люблю, как собственных.

— Но… им все-таки что-нибудь останется! У меня есть бриллианты…

— О, бриллианты! Отец отнимет их и пропьет… Как их застрахуешь от этого?

— Вот что… у меня есть одна старая тетка. Правда, небогатая…

— Она застрахована на случай смерти?

— Кажется, нет.

— Ну, вот видишь. Чем ты застрахована, что у нее нет других родственников? Ну, скажи… Чем ты застрахована?

— Застрахована… — машинально сказала Принцева. — А что, если мне застраховаться?

— Тебе? Гм… Это, пожалуй, идея. Если, конечно, полис завещать детям. Чтобы не узнал только муж об этом…

Долго еще слышался шепот влюбленных в маленьком будуаре госпожи Принцевой.

II

Однажды, когда госпожа Принцева в изящной позе полулежала на кушетке, а сидевший на низенькой скамеечке чувствительный Глыбович осыпал поцелуями ее руки — вошел муж, господин Принцев.

— Извините, — сухо сказал он. — Я, кажется, помешал?

— Нет, ничего, — возразил Глыбович, сохраняя редкое присутствие духа. — Я как раз благодарил Ольгу Николаевну за одно доброе дело, которое она сделала.

— Да? — сказал муж ледяным тоном. — Вот что, господин Глыбович… Мне нужно серьезно поговорить кое о чем с вами. Не пройдете ли вы в мой кабинет?

— О, сделайте одолжение!

Мужчины ушли.

С искаженным ужасом лицом вскочила с кушетки госпожа Принцева и прислушалась. Резкий разговор, ка- кой-то удар, потом выстрел, сдавленный крик и глухое падение тела — чудились ей. Но, нет! В кабинете все было сравнительно тихо.

— Объясняются, — подумала госпожа Принцева и, держась рукой за бешено бьющееся сердце, вышла в столовую к вечернему чаю.

Дверь из столовой вела в кабинет. Оттуда доносился разговор, но слов не было слышно. Долетал только резкий протестующий голос господина Принцева и отрывочные слова Глыбовича: «Вы не правы! Это несправедливо! Если вы о ней не хотите думать, то подумайте хоть о детях!»

— Странно! — подумала госпожа Принцева. — Он о моих детях думает больше, чем обо мне. Вот-то размазня!

Снова прислушалась…

— «Конечно, кто первый умрет, это еще вопрос!»

— «А я вам говорю…»

— «Вы должны допустить, что она женщина молодая!»

— «А мне-то какое дело!»

— «И что семейное счастье вещь очень непрочная»…

Дальше ничего нельзя было разобрать…

Зажгли лампу. Пришли дети — пятилетний Игорь и семилетняя Катя, — предводительствуемые гувернанткой.

Пили чай. Дети уже напились, поблагодарили мать и сели рассматривать картинки. Покончили и с этим делом и уже отправились спать, а господин Принцев все спорил с Глыбовичем о чем-то, то повышая, то понижая голос.

С одной стороны, госпоже Принцевой было приятно, что дело кончилось без шума, выстрелов и убийств, а с другой — тяжелое чувство какой-то неудовлетворенности и обманутого ожидания язвило сердце неверной жены.

Только-то? О, другие мужчины, вступившие в борьбу друг с другом за обладание ею, не поступали бы так, будто бы они, обсуждают какое-то коммерческое предприятие. Или она не такой уж предмет раздора и спора, чтобы из-за нее стрелялись или вступали в единоборство?!

И кончилось тем, что госпожа Принцева с самым жадным любопытством стала прислушиваться — не раздастся ли наконец: «выстрел, подавленный крик и глухой стук падения тела»…

157