Том 3. Чёрным по белому - Страница 128

К оглавлению

128

— Видишь! Я говорил, что буду прав.

— Да, да, — медленно кивнул головой Кирилл. — Она сейчас же от тебя и поехала к этому жонглеру. Ха-ха! А ведь, как уверяла тебя в своих чувствах. Бревков ударил себя ладонью по лбу.

— Кстати! Всё собираюсь спросить тебя: — это ты засунул мне в карман тогда утром желтый шелковый чулок?

— Так он был у тебя? — захохотал Терентьев. — А мы-то его искали…

Жена сидела, не шевелясь, опустив глаза.

— Вы это серьезно… господа? — спросила она странно-спокойным тоном.

Кирилл Бревков вздрогнул.

— О, черт возьми! Я, кажется, наболтал лишнего! Простите, сударыня. При вас не следовало вспоминать о таких вещах…

Она вскочила.

— Вы эт-то серь-ез-но?!..

В тоне её было что-то такое, отчего муж поежился и рассмеялся бледным смехом.

— Милая, но, неужели, ты не видишь, что мы шутим с самого начала? Никуда я не ездил и всё время сидел дома. И с Кириллом не виделся…

Муж думал, что Бревков тоже сейчас расхохочется и успокоит жену. Но Бревков был не такой.

— Неужели, вы так близко принимаете это к сердцу, Анна Евграфовна? Ну, что здесь, в сущности, ужасного? Все мужья это делают и остаются, по прежнему, любящими мужьями. Из-за мимолетной встречи с какой-нибудь канатной плясуньей не стоит…

Жена закрыла лицо руками, заплакала и сказала сквозь рыдания:

— Вы негодяи! Развратные подлецы…

— Кирилла! — вскочил с места Терентьев.

— Перестань. Довольно! Аничка… Ведь он же это нарочно…

— Не смей ко мне прикасаться, негодяй! Я тебе не испанка!

— Сударыня! — сказал Бревков. — Он больше не будет, он исправится…

Анна Евграфовна оттолкнула мужа и ушла в спальню, хлопнув дверью.

— Началась история! — сказал муж обескураженно почесав затылок. — И нужно было тебе выдумать такую чепуху?!..

Сидя в кресле, Кирилл Бревков хохотал, как ребенок…

III

— Анюта! А Анюта!?.. Отвори мне. Ну, брось глупить. Мы же шутили…

Молчание было ответом Терентьеву.

— Анюта, Аня! Что ты там делаешь? Открой! Кирилл хотел подтрунить над тобой, а ты и поверила… Ха-ха.

— Не лги! Хоть теперь не лги… в память наших прежних отношений: Всё равно: твои жалкие оправдания не помогут…

За дверью послышались рыдания. Потом всё стихло. Потом дверь распахнулась и из спальни вышла Анна Евграфовна в шляпе, с чемоданчиком в руках.

— Я уезжаю к тете. Потрудитесь не разыскивать меня — это ничему поможет. Приготовьте Гришу ко всему этому. Мне было бы тяжело его видеть. Прощайте, Бревков.

— Анна Евграфовна, — кинулся к ней Кирилл. — Неужели вы поверили. Мы же шутили!!

Она слабо улыбнулась и покачала головой.

— Не лгите, Бревков. Дружба великое дело, но за негодяев заступаться не следует.

— Анна Евграфовна…

— Прочь!! Довольно.

Она отстранила мужа и вышла из комнаты, высоко подняв голову (еще 10 минут тому назад она решила выйти из «этого дома» с «высоко поднятой головой»).

— Чтоб тебя черти взяли, Бревков, — вырвалось у мужа совершенно искренно. — Ты еще что?! Тебе еще чего надо?

— Чего? — прищурилась вошедшая Пелагея. — А того, что изверги вы все, кровопийцы. Вам бы только вдовью кровь пить, чтобы вдове скорее в могилушку снизойти. Этого вам надо!? Да!? Пожалуйте расчёт.

— С ума ты сошла? Кто твою кровь пьет?

— Да уж, поверьте!.. Посторонние люди-человеки замечают… Уходили вы меня, чтоб вам ни дна, ни покрышки! Может, мне и жить-то через вас неделька-другая осталась, да чтоб я молчала?!.. Нет в вас жалости! Как же — пожалеете вы! Посторонний человек пожалеет — это верно… «бледненькая вы, Пелагея Васильевна, скажет, хворенькая»… А вам — что? Работает на вас дура — и хорошо. Хы! хы!

Она села на пол и залилась слезами.

— Вон! — закричал Терентьев. — Вот тебе деньги, вот паспорт и проваливай. Э… да, ну, вас всех к черту!

Терентьев схватил шляпу, нахлобучил ее на глаза и убежал. Слышно было, как в передней хлопнула дверь.

Пелагея тоже поднялась с пола и ушла.

Уходя, поклонилась Кириллу и сказала:

— Балдарим покорно, батюшка! Хучь ты вдову пожалел!

Изумленный Кирилл почесал затылок и, бормоча что-то под нос, стал прохаживаться по опустевшей комнате…

IV

В детской послышался шорох.

Крадучись, вышел маленький Гриша, увидев Бревкова, отскочил, бросил на пол какую-то бумажку и помчался к выходу.

— Куда ты? — крикнул ему вслед Бревков.

Гриша взвизгнул на ходу:

— Убегаю! В Америку.

Кирилл поднял бумажку и прочел:

...

«В смерти моей прошу никого не винить. Виноват директор Уругваев. Уезжаю с Митей Косых в Америку. Примечание: не знал, как начинаются записки, и потому написал про смерть. А, вообще, едим в Америку. Ученик 2-го класса Григо. Терентьев.»

Кирилл еще минут пять бродил по пустой квартире. Потом ему сделалось жутко.

Он оделся, вышел, запер на ключ наружную дверь и, отдавая ключ дворнику, сообщил ему:

— Терентьевы уехали за-границу, а все вещи подарили тебе за верную службу. Старайся, Никифор!

И пошел по улице, усмехаясь.

Желтая журналистика
Розовый молодой человек

I

Сам он розовый, пиджак на нем серый, галстук красный, а пресса, в которой он работает — желтая.

О себе он говорит всегда искренно и веско:

— Я выколачиваю деньжишки на бульваре, чтобы его черти побрали!

— На каком бульваре?

— Газетка наша бульварная. Не понимаю, как Публика читает такую мерзость?..

— А что?

— Да ведь ее, газетку эту, составляют каторжники. Вы не верите? Ей Богу. Любой сотрудник способен на шантаж, воровство, а если вы гарантируете ему безопасность, то и на убийство. Редактор мошенник.

128